АРТУР КОНАН ДОЙЛЬ
ЗАПИСКИ О ШЕРЛОКЕ ХОЛМСЕ
МОСКВА
ИЗДАТЕЛЬСТВО «ПРАВДА»
1983
«МЕДНЫЕ БУКИ»
……..
Телеграмма, которую мы получили, прибыла поздно вечером, когда я уже собирался лечь спать, а Холмс приступил к опытам, за которыми частенько проводил ночи напролет. Когда я уходил к себе, он стоял, наклонившись над ретортой и пробирками; утром, спустив-шись к завтраку, я застал его в том же положении. Он открыл желтый конверт и, пробежав взглядом листок, передал его мне.
Посмотрите расписание поездов,— сказал он и повернулся к своим колбам.
Текст телеграммы был кратким и настойчивым:
«Прошу быть в гостинице «Черный лебедь» в Винчестере завтра в полдень. Приезжайте! Не знаю, что делать. Хантер».
Поедете со мной? — спросил Холмс, на секунду отрываясь от своих колб.
С удовольствием.
Тогда посмотрите расписание.
Есть поезд в половине десятого, — сказал я, изучая справочник.— Он прибывает в Винчестер в одиннадцать тридцать.
Прекрасно. Тогда, пожалуй, я отложу анализ ацетона: завтра утром нам может понадобиться максимум энергии.
В одиннадцать утра на следующий день мы уже были на пути к древней столице Англии. Холмс всю дорогу не отрывался от газет, но после того, как мы переехали границу Хемпшира, он отбросил их и принялся смотреть в окно. Стоял прекрасный весенний день, бледно-голубое небо было испещрено маленькими кудрявыми облаками, которые плыли с запада на восток. Солнце светило ярко, и в воздухе царили веселье и бодрость. На протяжении всего пути, вплоть до холмов Олдершота, среди яркой весенней листвы проглядывали красные и серые крыши ферм.
До чего приятно на них смотреть! — воскликнул я с Энтузиазмом человека, вырвавшегося из туманов Бейкер-стрит.
Но Холмс мрачно покачал головой.
Знаете, Уотсон,— сказал он,— беда такого мышления, как у меня, в том, что я воспринимаю окружающее очень субъективно. Вот вы смотрите на эти рассеянные вдоль дороги дома и восхищаетесь их красотой. А я, когда вижу их, думаю только о том, как они уединенны и как безнаказанно здесь можно совершить преступление.
О господи! — воскликнул я.— Кому бы в голову пришло связывать эти милые сердцу старые домики с преступлением?
Они внушают мне страх. Я уверен, Уотсон,— и уверенность эта проистекает из опыта,— что в самых отвратительных трущобах Лондона не свершается столько страшных грехов, сколько в этой восхитительной и веселой сельской местности.
Вас прямо страшно слушать.
И причина этому совершенно очевидна. То, чего не в состоянии совершить закон, в городе делает общественное мнение. В самой жалкой трущобе крик ребенка, которого бьют, или драка, которую затеял пьяница, тотчас же вызовет участие или гнев соседей, и право¬судие близко, так что единое слово жалобы приводит его механизм в движение. Значит, от преступления до скамьи подсудимых — всего один шаг. А теперь взгляните на эти уединенные дома — каждый из них отстоит от соседнего на добрую милю, они населены в боль¬шинстве своем невежественными бедняками, которые мало что смыслят в законодательстве. Представьте, какие дьявольски жестокие помыслы и безнравственность тайком процветают здесь из года в год. Если бы эта дама, что обратилась к нам за помощью, поселилась в Винчестере, я не боялся бы за нее. Расстояние в пять миль от города — вот где опасность! И все-таки ясно, что опасность угрожает не ей лично.
………..